Как святой Георгий храм открыл.

Тяжелыми были для меня первые годы дьяконства и священства. Обострились мои фронтовые болячки: обе раненых ноги разболелись, осколок в пояснице беспоко­ил, образовалась закупорка вен на ноге — да такая, что операцию надо было делать, большую часть вены удалять.

Во время службы я так уставал от боли, что к её концу ру­баха становилась мокренькой. Начал проситься, куда бы мне уехать, чтоб хоть немного здоровье поправить. Ну, хи­рурги и посоветовали мне поехать в Ташкент. А там у меня знакомые были. А уж оттуда в Самарканд направили, я там служил в храме Великомученика Георгия Победоносца.

Познакомился я с Георгием, учителем по профессии, который пел в этом храме на клиросе. Он и рассказал мне поразительную историю, которая случилась в Самарканде в годы хрущевской власти во время служения архимандри­та Серафима (Сатурова). Этот священник, родом из Пер­ми, был репрессирован, 10 лет отсидел, много тяжкого по­видал в жизни, старенький уже был, весь больной, еле сил хватало ходить. Своей теплотой, вниманием он немало мо­лодых людей привлек в храм. Многие стали креститься.

Ну, кагэбэшники увидели, что молодежь пошла в храм, решили батюшке ножку подставить, найти какой-нибудь повод, чтобы закрыть храм Георгия Победоносца. А что найдешь?.. Но власти так все ловко подделали, что ли­шили всеми любимого батюшку службы на целых 2 года…

Как-то к отцу Серафиму в храм пришли муж и жена и стали его уговаривать:

— Батюшка, окрести нас, только не записывай, что крестил, а то нас с работы уволят!

Да, такое время тогда было: и паспортные данные нужно было записывать — где работаешь, где живешь; и родителей крестных — каждого надо было записывать. А потом все это просматривал уполномоченный… Батюшка был милостивый — согласился окрестить их без записи. А за воротами в это время стояли представители органов — они и встретили этих молодых людей:

— Ну, что, молодые, зачем приходили в церковь,что делали там?

Те поначалу молчали — не хотели отвечать.

— Ну, раз молчат, у священника спросим: почему мол­чат, откуда они…

— Да я не знаю — откуда, — отвечает отец Серафим.

Не хочет своих крестников выдавать — так они упра­шивали не записывать их: мол, с работы выгонят и все та­кое… Но оказалось, что у кагэбэшников с ними специаль­ная договоренность была. Они целую историю из этого «незаконного» крещения раздули.

— Как не знаете?! Они же крестились только что! Вы же записывали, где они работают!

— Нет, я не записывал.

— Ах, вы не записывали?! Почему?

— Да они упросили, чтобы не записывать. Я и пожа­лел их…

Чиновник достает бумагу, оформляет протокол, что священник окрестил людей, а в журнал не записал — зна­чит, не подчиняется гражданскому закону. И за это ему служить запретили — только за это. Два года службы в хра­ме не было. Так они тайно совершали службу по ночам, со­бирались по два-три человека — и служили…

Прошло два года, как храм закрыли. Приближался престольный праздник — Георгия Победоносца. Все при­хожане сокрушались, что не будет службы в этот день… А власти уже определили: хороший детский садик здесь бу­дет — семь квартир, помещение храма просторное, баня, пекарня, столовая, площадка большая, колодец, два дуба… Всем стало ясно, что храму скоро конец…

Но накануне 6 мая случилось нечто из ряда вон выхо­дящее. При храме вместе с архимандритом Серафимом жили две москвички, его келейницы — монахиня Иулия (она иконы хорошо писала) и послушница Евдокия, как и батюшка, тоже ссыльные. Батюшка в это время у себя в ке­лье к празднику готовился, каноны читал, а матушка Иулия на церковном дворе подметала. Вдруг увидели они: откры­ваются врата церковной ограды, и въезжают двое верховых офицеров в старинных, невиданных одеждах, на белых ко­нях. Один постарше, другой помоложе. Этот первый — та­кой величественный, красивый, ловкий. Спрыгивает с коня и, обращаясь к монахине по имени, отдает ей повод:

— Матушка Иулия, подержи повод лошадки, я пойду к батюшке Серафиму.

Она, вся в трепете, упала на колени:

— Ох, милый, твоя лошадка сильная — я не удержу ее! — и ручки подняла, будто сдается ему.

Тогда офицер отдал повод своему адъютанту и, ничего не спросив, пошел прямо в келью к батюшке Серафиму. Увидел его, стоящего на коленях перед иконами (а он не­мощный был, старенький, подушки под колени подкладывал), и повелительно говорит ему:

— Отец Серафим, готовьтесь к службе — сегодня храм будет открыт!

Батюшка прямо отпрянул: что за офицер, откуда он появился?! И слова у него такие сильные, богатырские слова. И голос красивый, мощный — чистый баритон, а слово-то — сила, все равно как приказ! И вдруг понял свя­щенник, что это был сам великомученик Георгий. В окно глянул — оба всадника ловко взлетели на коней и поехали, только искры из-под копыт! А направились они после от­ца Серафима прямо в исполком города Самарканда.

Великомученик Георгий оставил своего «адъютанта» у входа с лошадьми, а сам зашел в исполком, минуя милици­онеров, — те только встретились с ним глазами, но ни сло­ва ему не сказали, не спросили, к кому и откуда. Георгий Победоносец — прямо на второй этаж, мимо секретаря, ко­торая тоже онемела. Ни у кого ничего не спрашивая, от­крывает дверь в кабинет председателя исполкома и, назы­вая его по имени, говорит:

— Чтобы сегодня же храм Великомученика Георгия был открыт! Иначе будете наказаны без помилования.

Председатель исполкома был страшно напуган появ­лением невиданного офицера и его словами: «Иначе буде­те наказаны без помилования!» А тот поворачивается — и уходит. Хотел председатель задать ему вопрос: «Кто вы, откуда?» — но не смог слова выговорить, не мог в себя прийти от необыкновенный силы приказа, который отдал незнакомец. Глянул он в окно: а тот уже в седло садит­ся с необыкновенной легкостью — и только искры из-под копыт!..

В страхе берет чиновник телефонную трубку, звонит уполномоченному по делам религии:

— Срочно пошлите нарочного в храм Великомученика Георгия! Чтобы сейчас же открыли храм! А распоряжение напишете после.

Некогда было даже писать — такой страх его взял! Уполномоченный немедленно послал своего помощ­ника. Через 15 минут он был у отца Серафима:

— Открывайте храм, служите свободно!..

На следующий день председатель исполкома приехал на машине к отцу Серафиму:

— Над вами есть какой-то начальник?

— А как же? Есть.

Протоиерей Валентин Бирюков

— Можно посмотреть на его фотографию? Батюшка выносит ему фотографию Ташкентского епископа в клобуке.

— Нет, не тот! А еще выше есть у вас кто-нибудь? У ме­ня вчера ваш начальник был, офицер такой — о-о-о… С такой властью приказал, чтобы срочно храм открывали, ина­че, говорит, будете наказаны без помилования! Сразу видно — начальник…

У батюшки слезы потекли, он слова выговорить не смог… Только вынес старую икону великомученика Геор­гия — верхом на белом коне.

Председатель исполкома как глянул:

— Он!!! У меня вчера ОН был!
И тоже прослезился.

Многие были свидетелями этого удивительного, про­сто потрясающего события: как Георгий Победоносец храм открыл. И батюшка Серафим, и учитель Георгий, и Монахиня Иулия, и милиционеры, и секретарь-машинист­ка. Я сам был в горисполкоме и слышал эти рассказы. И прихожанам нашим история эта хорошо была известна. Только вот рассказ самого архимандрита Серафима, увы, услышать не довелось, немного не застал я его в живых: он преставился ко Господу за 20 дней перед тем, как мне при­ехать в Самарканд. Слава Богу за все!

протоиерей Валентин Бирюков (из книги «На земле мы только учимся жить»)